Аполлонов - украинский Пикассо. Такой же неожиданный и так же хорош - чтобы ни делал. Вчера это были крымские пленэры, от которых дух захватывало. Сегодня - The Dancers, а-ля Ларионов, другая планета (вам не кажется, что парочка Аполлонов - Придувалова похожа на парочку Ларионов-Гончарова?).

The Dancers — это наша «Холостячка» и все те девушки с надутыми губами. Первичные и вторичные, лук, авто не хватает. Аполлонов, нарисуй авто!

Художник - рентген. Впоследствии придут философы рассуждать, что «лонгриды» уже не актуальны. Вообще тех «редел» будут скоро сжигать – смотрите «451 по Фаренгейту». Аполлонов уцелеет - его заберут в музей.

Цветы Ахры пахнут Абхазией. Много лет он уже в Киеве - а они пахнут. Той Абхазией, которую мы помним до войны. Выходил на автостанции Сухуми и неистовствовал от благовоний, от цвета - у нас просто нет такого цвета, насыщенного, терпкого.

Пожалуй, Ахре те цветы снятся. И пишет он не цветы, купленные на Отрадненском рынке, а Сухумские, из юности. Пишет сны - о молодости, о счастье. Так Гоген когда-то отправлял кораблем свои таитянские сновидения Европе, уставшей от собственной серости.

Человек-оркестр. Архитектор по образованию, писал сценарии для кино, редактировал первые украинские журналы по современному искусству, проводил «Украинско-французские встречи», строил первые в Украине арт-объекты / инсталляции.

И живопись, живопись, живопись - его страсть, жажда, мания. Имеет множество международных наград и призов. Один из ведущих украинских художников. Ищет чисто украинское измерение в пространстве современного искусства.

Петр Бевза: «Наша задача - найти собственно украинский сектор образов универсальных ценностей, сказанных языком современного искусства».

Ночное небо над Киевом Белюсенка - именно то небо, где летала Маргарита Булгакова. Киев - город Вия. Колдовской город.

Сосны Белюсенка - сосны Гокусая. Киевское Токайдо - от Дарницы до Святошино. Несказанно легкий, невероятно свободный - два-три прикосновения кисти и холст дышит. Дыхание Дао.

Еще немного Крыма. Сколько там выпито под сказочными стенами Генуэзской крепости в Уютном - Затышном, где всегда жил Белюсенко! Потоки краски, сквозь которые проступает твердый абрис Судакской бухты - когда выстраивает пространство как демиург.

Демиург еще и лекции читает об искусстве XX - XXI вв. Об искусстве будущего. Когда вновь вернется живопись. Белюсенко уже прокладывает пути.

Матвей Вайсберг - абсолютно музейный художник. Осенью 2020 прошла его выставка в Музее Ханенко - он там был как дома, рядом с Веласкесом и Сурбараном. Хорошо это или плохо? Вот Баскиа, например - абсолютно уличный художник. Вайсберг - музейный.

В настоящее апокалиптическое время, когда все рушится на глазах, Вайсберг становится самым актуальным художником - важно сохранить то, из чего состоит европейская культура. Даже самые маленькие его этюды воспринимаются как фрагменты большой европейской традиции - от Чимабуэ и Джотто до Поллока и Кифера. Не случайно он так любит «диалоги» с великими - для него они братья-художники, с которыми ведет разговор на языке живописи.

Когда речь идет о живописи, самый верный указатель - мазок. Это как кардиограмма. Мазок Вайсберга напоминает сталкера Тарковского: бросает гайку в пространство и всматривается, нащупывает единственно верную тропинку. Присмотритесь к Вайсбергу - похоже, этот сталкер выведет нас из пустыни.

А еще Вайсберг - один из немногих украинских художников, которые продаются на знаменитых лондонских аукционах.

Егиазарян - украинский Матисс. Армянский Матисс? Художник счастья. Проводит одну линию - и она поет! Кладет цвет - и он сверкает как драгоценные камни.

Учился в знаменитом питерском Мухинском – убежал в солнечный Киев, в сером Питере ему было тоскливо. Уже лет тридцать живет у нас, женился, выставляется в лучших галереях, от Киева до Швейцарии. Периодически, правда, сбегает на войну - воевал еще в первом Карабахе, прошел у нас два Майдана - Матисс за правду!

В Киеве Бориса очень любят, на открытиях его выставок яблоку негде упасть. Как не любить? Если есть дома хоть «маленький Егиазарян» - имеешь немного настоящего армянского тепла. Борис - еще и верующий человек, работы его светятся «нетварным» светом - как древние иконы и мозаики.

На кого похож Николай Журавель? Он похож на ангела, или на Карлсона, еще и мастерская - почти на крыше в самом центре Киева. Когда были Майданы, и первый, и второй, все собирались у него - Журавель подкармливал молодежь. Было за что - из современных украинских художников Журавель, пожалуй, один из самых конвертируемых - с ним работает целый ряд западных галерей. Даже во всемирно известной лондонской «Саатчи» - один из фаворитов.

Почему? Создает собственный мир, вселенную Журавля, всматриваться в которую можно долго. И почти всегда там летают маленькие ангелы - помогают, поддерживают, спасают. Обессиленному и отчаявшемуся человечеству во время бесконечных пандемий - как бальзам.

На кого похож? На Джотто? Шагала? На себя. Даже технику придумал свою журавельскую. Долго выстраивает из дерева и металла какую-нибудь замысловатую конструкцию - некий спасительный ковчег Журавля. Покрывает все иконным, еще византийским левкасом, дорисовывает, процарапывает - ковчег приобретает мистическую силу.

Вплывает в холодный современный интерьер и делает его теплым и человечным.

Лебединец - маг, волшебник цвета. Одним цветом делает человека счастливым. В нефигуративной живописи - две традиции. Теплая - от Кандинского, холодная - от Мондриана. Лебединец - теплейший из теплых. Его самый маленький холст согревает самый холодный интерьер - видимо потому с ним так любят сотрудничать архитекторы.

В большой мастерской Лебединца - идеальный порядок, никаких богемных бутылок и голых женщин. Спокойный, сосредоточенный каждое утро садится перед полотном - как композитор садится перед роялем. Еще минута - и польется музыка.

Лебединец едва успевает ее аранжировать. За годы работы приобрел необычайное мастерство.

Живопись Левича можно рассматривать бесконечно. В пространстве его картин хочется жить. Море, чайки, пусть даже и «холодный северный ветер» - поднимем воротник. Зато красиво так, что дух захватывает. И никаких лишних деталей – такой себе Хокку Севера.

Живопись Левича переносит тебя в детство, когда ты читал не биржевые котировки, а романы Александра Грина в потертых переплетах. Бегущая по волнам - бежит по волнам Левича.

В прошлом веке многократно провозглашали смерть живописи, ожидали, что фото, кино окончательно убьют живопись. Видите - живет. Еще как! Не надо быть большим искусствоведом, чтобы увидеть: отталкивается от фото. Но разве это раскраска? Сплошная поэзия.

У Малыха есть дом в Карпатах. Когда-то встречали там Новый год. Вокруг выли волки, снега намело по пояс. Было ощущение, что ты на машине времени перенесся в древние времена, и вокруг бродят «тени забытых предков». Наверное, именно там он сформировался как художник.

Вырос в Киеве, учился в Москве, а как посмотришь, что делает - мольфар! Собирает какие-то дощечки, веточки, расписывает тайными знаками - мольфар. Даже когда это приличные холст/ масло, все равно - магия!

Искусство, когда-то родилось как магия. Малых продолжает традицию, покрывает полотно тайными, одному ему известными знаками. А поскольку он «врожденный» колорист и имеет животное чувство цвета - получается очень красиво. Видел его работы в современных коттеджах над каминами - коттеджи сразу превращались в сказочные замки.

Живопись — это моя работа. Когда рисую, чувствую себя спокойно и свободно. Мне необходимы уединение и тишина в мастерской, тогда все сосредоточивается в голове и в руках.

Моя главная тема - Киев: «портреты» улиц, домов, арок, углов, кариатид, игра света и тени. Мой взгляд - через цвет: максимальная интенсивность цвета и света. Жизнь полна неожиданностей. Главное - сохранить в себе способность удивляться жизни. Природа уже существует - она совершенна, ее нельзя изобразить, можно только удивляться ей и представлять ее такой, как ты это чувствуешь. Тогда любой дом, улица, дерево, лицо захватит и поведет за собой ... и придет вдохновение. Мои работы должны нести состояние покоя и радости.

На двери мастерской Шерешевского большими буквами написано «Гений». Уважительно стучим гению в дверь и заходим: маэстро в окружении друзей и поклонниц работает за мольбертом. Видимо так Людовик XIV чертил планы Версаля в окружении придворных.

Шерик, как зовут его друзья - завален заказами. И неслучайно. В слишком серьезном (читай - слишком провинциальном) современном украинском искусстве Шерик - почти единственный, кто смеется. Художник №1 корпоративного подарка!

Иногда, правда, от этого смеха становится дурно, посмотрим хотя бы на рембрандтовски-мастерски написанного бомжа в олимпийке – «Олимпиада-80».

Далеких от искусства цепляет сюжет, а те, кто разбираются в живописи, - без ума от живописи.